Король проснулся поздно и тут же подумал, что лучше бы ему было вовсе не просыпаться. Голову сжимали невидимые тиски, сердце ныло, в рту будто отметились все кошки Акраима. А главное, стоило Улафу открыть глаза и осознать, что он лежит в собственной постели одетый и в сапогах, как он почувствовал неимоверный страх. Казалось, вся его жизнь в одну ночь пошла прахом. Что не осталось никакой надежды, и впереди его ждут только бунты, измены, большая кровь и летящее в тартарары королевство.
Его величество хорошо знал это утреннее чувство, поэтому постарался не вовлекаться в него, а принять меры. Охая, он выполз из кровати и направился прямо к очередному заветному шкафчику, который, как и его собрат в Малой вечерней гостиной, был встроен в стену у входной двери королевской спальни. Откинув штору, король принялся шарить по карманам и обнаружил, что ключа в них нет.
Он коротко ругнулся, развернулся и пошел обратно к постели, бормоча:
— Спрятали. Мамки-няньки! Отцы-начальники!.. Заботливые… демоны им на шею.
Улаф одной рукой приподнял угол своего тяжелого ложа, а другой начал щупать под ножкой, отыскивая отставшую дощечку паркета. Держать кровать было тяжело, сердце забилось, словно птица, и заболело уже нешуточно. Король пыхтел и потел, но наконец проник в тайник и выудил из него запасной ключ от шкафчика. Кровать сорвалась с руки и деревянно грохнула об пол. В голове, позади глазниц вспыхнула резкая боль.
Его величество постоял согнувшись, переждал бурю и снова ринулся к шторе у двери. Дрожащими, как у старика, руками он добыл из ниши в стене початую бутылку белого вина и первый попавшийся бокал. Дунул в него и вернулся на постель.
Там, стараясь не дышать, король быстро выпил внушительную порцию и замер, уставившись в стену. Через несколько минут он, прикрыв рот ладонью, выпустил из желудка лишний воздух, покашлял и налил себе еще один бокал. Его он принял в три приема, изо всех сил борясь с подступавшей время от времени тошнотой. После этой операции короля передернуло, и он наконец сумел расслабить плечи — до сих пор бывшие, будто каменные.
Вино делало свое дело медленно, но верно. Вскоре королю захотелось закурить. Он настежь открыл одно из окон спальни, нашел на прикроватной тумбочке изящную трубочку из вишневого корня, задумчиво набил ее отборным краснозубским табаком и поджег.
Страх постепенно отступал, взор его величества начал проясняться, руки перестали дрожать. Король стал подумывать о том, чтобы умыться и позавтракать. Не хотелось только встречаться с Толлером и тем более – разговаривать с ним.
Поразмыслив и потушив трубку, Улаф решил отложить умывание. В шкафчике у двери нашлись еще вполне съедобные бисквиты и тарелка с сырной нарезкой. Ее правда слегка разморило от тепла, кусочки сыра покрылись бисеринками влаги, но королю было все равно.
Он съел сладкий бисквит вместе с парой кусочков сыра, нимало не смущаясь таким сочетанием, после чего смог выпить еще один бокал белого даже с некоторой лихостью.
Страшно уже не было, и король позволил себе вспомнить о вчерашней встрече с дворянами Фоксии.
В одной из заброшенных задних комнат дворца, сидя в креслах, с которых наспех смахнули пыль, его ждали четверо. Когда король вошел в сопровождении конта Абна, все вскочили на ноги и отвесили церемонный поклон. Улаф махнул рукой, показывая, что, мол, не стоит, прошел к креслу, специально принесенному для него из парадной залы, уселся и пригласил гостей сделать то же самое.
Конт Абн остался стоять и представил королю таинственных посетителей. Оказалось, что Улаф где-то слышал все их имена, но, вспомнить, где и в связи с чем, конечно же, не мог. Аудиенции под покровом ночи попросили начальник королевской тайной стражи Фоксии конт Коммэ (как выяснилось позже — бывший начальник), молодые виконты Альстерон и Эмман, имевшие небольшие владения рядом с фоксийской столицей Швашцугом, а также грузный человек в серьезных летах — Дюк Жэ, бывший влиятельный вельможа при дворе ныне покойного короля Грая, предыдущего фоксийского правителя.
Покивав и поприветствовав каждого, Улаф тут же запамятовал, кто есть кто, но не забывал галантно улыбаться и делать изящные жесты.
Когда представление гостей закончилось, и надо было уже приступать к делу, возникла заминка. Никто из фоксийцев не решался начать. Король вопросительно поднял брови и посматривал то на гостей, то на Абна с нетерпеливым и тревожным ожиданием.
Наконец глава Королевского Ока решительно кашлянул и начал:
— Ваше величество! Наши благородные гости из Фоксии прибыли с важными сведениями, которые хотели бы сообщить вам с глазу на глаз. Как глава Королевского Ока я считаю, что мы должны выслушать их с особенным вниманием. Дело касается безопасности Равнланда и самой Короны. Я попрошу начать своего коллегу — конта Коммэ. Прошу вас, конт.
Тот попытался встать, но король показал, что можно говорить сидя. Штар Коммэ, стройный мужчина лет пятидесяти с узким лицом, иссеченным вертикальными морщинами и обрамленным черной, с проседью, бородой, заговорил скупо и точно:
— Ваше величество, я уже больше не начальник тайной стражи Фоксии. Это позволяет мне быть с вами откровенным, насколько это возможно. На сегодняшний день я нахожусь в бегах. Причина тому — Дюк Морини, который фактически захватил власть в Швашцуге, подчинил себе волю ее величества Юнны и теперь собирается прибрать к рукам Равланд и вас самого.
Улаф вскинулся в кресле и собрался было что-то сказать, что Абн всем своим видом показал монарху, что выслушать Коммэ необходимо:
— Главное, что мы хотели поведать вам, сир — это то, что Благородный Дюк не является тем, за кого себя выдает. Он самозванец. Настоящий Адвард Морини давно покоится в фамильном склепе в поместье, которое когда-то было пожаловано заклятому другу вашего деда Дюку Драмогару.
Родители покойного Морини ненадолго пережили своего единственного сына. Их нет на свете уже много лет. В поместье проводит свои дни в одиночестве (если не считать слуг), лишь почтенная вдова Драмогара — леди Мэри, она же родная бабушка Адварда Монини. Ей восемьдесят восемь, она давно живет в собственном фантастическом мире. К несчастью, леди немного повредилась в рассудке, потеряв в свое время подряд мужа, внука, а затем сына и сноху.
Тот, кто называет себя Дюком Морини, каким-то образом втерся в доверие к леди Мэри и убедил ее, что он-то и есть ее внук. Что он никогда не умирал, а лишь был болен, уезжал лечиться к алтанским дэрвашам, и вот вернулся домой. Эта неимоверная чушь так пришлась старой леди по душе, что она приблизила самозванца к себе, воспряла духом и даже сумела сделать так, чтобы лже-Морини был принят при дворе королевы Юнны.
Улафу показалось, будто ему с размаху влепили оплеуху. Он ошеломленно смотрел то на Штара Коммэ, то на конта Абна, шевелил губами и наконец пролепетал:
— Но ведь вашим словам должны быть доказательства…
Коммэ ответствовал:
— С нами прибыл благородный Дюк Жэ, который превозмог нездоровье и свои немалые лета, чтобы выступить перед вами свидетелем. Прошу вас, Дюк.
Старый и обрюзгший, но все еще сохраняющий благородный профиль Симон да Жэ, прокашлялся и, немного пришептывая, принялся рассказывать:
— Я знал несчастного Адварда лично. Наши родители дружили, и мы часто гостили в поместье Милые Ивы. Так случилось, что я был свидетелем гибели молодого Морини. Нам с ним было по пятнадцать лет — нас впервые взяли на оленью охоту в качестве полноправных участников. Когда мы после долгих часов скачки загнали великолепный экземпляр, Адварду предоставили почетное право забрать жизнь животного. Конечно, он знал, что и как нужно делать, но это был его первый олень. Он стал и последним…
Старый дюк помолчал, тяжело дыша.
— Это был почти что олений принц — очень мощный, в самом расцвете сил. Оказалось, что загнанный, с клочьями пены на морде, он еще мог сделать последний отчаянный рывок. Когда Адвард обходил оленя, чтобы подобраться к его шее, тот с неимоверной силой неожиданно метнулся вбок и буквально снес молодого человека, оказавшегося на пути. Вероятно, удар одного из копыт пришелся упавшему Адварду в висок. Он умер на месте.
Я лично присутствовал на похоронах. Юноша был упокоен в усыпальнице, построенной для дюка Драмогара — рядом со своим дедом. С тех пор я не посещал Милые Ивы, но в том, что настоящий Адвард Морини давно покинул этот мир, я, как вы понимаете, абсолютно уверен.
В последние годы я жил уединенно и тихо. Слухи о том, что некий Благородный Дюк Морини возвысился при дворе, дошли до меня довольно поздно. Наведя справки, я понял, что действует самозванец.
Понимая важность того, что я знаю и помню, я обратился к конту Коммэ — начальнику тайной стражи. Я не стал доверять свои мысли бумаге и выбрался из своего замка лично, чтобы навестить его. Но, к сожалению, я опоздал. Лже-Морини уже подмял под себя Фоксию. Благородный Коммэ был смещен с должности и оказался в опале. Нам осталось лишь предпринять попытку предостеречь вас, ваше величество. Ведь Фоксия и Равнланд, как ни крути, королевства-братья. Мы говорим по-акраимски, у нас общие предки. Я не хотел бы, чтобы Земля Ворона пала под натиском наглого самозванца так же, как любимая мною Фоксия.
А то, что он самозванец — это очевидно! Ведь мы с Адвардом Морини были ровесники. Посмотрите на меня, и посмотрите на это чудовище, которое выдает себя за друга моей юности. Он слишком молод, не кажется ли вам это странным?..
Его величество Улаф, упавший духом, измученный сомнениями, тихо спросил:
— Но почему ему поверили при дворе?
Королю ответил Конт Коммэ:
— Семья Морини была в Фоксии чужой. Их связи и при жизни-то старого Драмогара были очень немногочисленны. А после его ухода, а потом и гибели молодого лорда, родители Адварда практически перестали появляться в благородном обществе. Про них забыли. Помнили лишь, что в Милых Ивах живет какая-то в целом симпатичная, но сумасшедшая старушка. И что правит в поместье ее экономка, которая немногим младше и тоже несколько не в себе.
Леди Мэри напомнила о своем существовании лишь несколько лет назад, когда стала пристраивать ко двору вновь обретенного «внука». Истории старой леди поверили, а блистательный самозванец стал сенсацией и фаворитом молодой королевы.
Несколько оправившийся от первого ошеломления Улаф уже достаточно деловым тоном осведомился:
— Как вышло, что Морини получил такое влияние в Фоксии?
— О, нельзя не признать, что самозванец обладает недюжинными талантами! — пояснил Коммэ, — Он в считанные месяцы буквально перевернул всю мену в городах королевства. Его исключительные по качеству товары привлекли огромный интерес, и было чем. Непонятно откуда он завез поразительно мощные луки и арбалеты — слоеные, сделанные из неизвестных материалов. Показал и начал продавать за свои треклятые барыши потрясающие, тонкой работы клинки. За ними стали давиться в очереди все лорды Фоксии, а также многочисленные рыцари без владений.
Дам Морини очаровал необычными тканями и невиданными украшениями, новыми музыкальными инструментами и средствами… для улучшения внешности.
Народ же пришел в восторг от сторожков, приятно горящих ламп, от обуви на подошве из какой-то странной, гибкой и упругой субстанции, называемой «рэзинна», от удивительно крепких сверл, стамесок, резцов, от небьющейся посуды и других чудес.
— Позвольте, — растерялся король, — Но ведь он говорит, что все это производится в Фоксии.
— Нет, ваше величество. Когда товары Морини хлынули на рынки, ничего подобного в королевстве еще не производилось. Да и сейчас у него есть всего лишь несколько небольших мастерских в окрестностях Милых Ив, которые строго охраняются людьми в серых плащах. Узнать, что там творится, нет никакой возможности.
Тем не менее товара у Дюка много, очень много. Нам удалось узнать, что его подручные распространяли его и среди горцев, и в Алтанских степях, даже в самом Батор-Йоме.
Мы предполагаем, что все завозится из-за моря, из неизвестных нам и, вероятно, могущественных стран.
Если говорить о моем личном мнении, то я считаю, что Лже-Морини ведет почти бескровное завоевание всего Острова торгово-политическими методами. И готовится преподнести на блюдечке кому-то, кто за всем этим стоит, и Фоксию, и Равнланд, а в свое время — и горцев со степняками.
Фоксия, например, уже пала. Ослепленная королева Юнна влюблена в Морини без памяти и позволяет ему вытворять, что угодно. Как вы знаете, молодая королева не замужем и взошла на престол всего два года назад как единственный отпрыск скончавшегося короля Грая. Она неопытна, восторженна и своенравна. Мои попытки доказать, что Дюк Морини опасен, привели к тому, что я оказался отстранен от службы и вынужден был бежать. Все королевство наводнено людьми и наемниками Дюка. Его «Приказные дома» фактически заменили собой королевскую тайную стражу.
Но имущественно… имущественно королевский дом процветает. Города купаются в барышах. Дворяне и купцы довольны, а некоторый ропот народа никого не волнует…
Кстати, Дюк уже ввел в Равнланде «налог» в барышах? Кроме привычного оброка?
— Да, да… — рассеянно покивал Улаф, — То есть, что значит, «Дюк ввел?» Пока еще в своем королевстве распоряжаюсь я!
— Увы, ваше величество, — печально склонил голову Штар Коммэ, — Вам это только кажется. Мы специально попросили о встрече с вами, чтобы открыть вам глаза на то, что такое Дюк Морини, и показать, что произойдет в ближайшем будущем с Равнландом, если не принять меры.
Коммэ еще раз поклонился и замолчал. Мрачный, как туча, Конт Абн позволил себе задать ему вопрос:
— Нет ли у вас сведений о том, откуда у самозванца собственная армия?
— Мы не успели провести никаких серьезных расследований, все случилось слишком быстро. Не удалось даже проследить из каких земель появляются караваны с товарами и сопровождающие их «приказные». Такое чувство, что они возникают из воздуха…
— Я думаю… — вклинился вдруг престарелый Симон да Жэ, — здесь не обходится без колдовства. Вы, молодые, не верите старым книгам и считаете, что черные знания давным давно ушли из Мира. А некоторые даже полагают, что их и вовсе не было! Что все это бабушкины сказки. Но, демон меня возьми, что-то тут нечисто… простите уж старого человека, ваше величество, но я должен был это сказать.
Все замолчали. Улаф встал со своего кресла, заложил руки за спину и принялся нервно прохаживаться по комнате. Конт Абн, так и не присевший, и фоксийцы ждали, что скажет король. Тот вдруг спросил:
— А что с вашими семьями, благородные господа?
— Я одинок, — просто сказал да Жэ.
— Отдавая все свое время службе, я не обзавелся семьей, ваше величество, — поклонился Коммэ, — Поэтому мы с почтенным дюком бежали из Фоксии без бремени на сердце. Наши же молодые спутники не замешаны в каких-либо предприятиях против Морини, кроме этой поездки. Надеюсь, они смогут благополучно вернуться домой.
— Я хотел бы предоставить вам убежище в Равнланде, — предложил Улаф.
— Благодарим вас, ваше величество, но здесь мы не сумеем спрятаться от самозванца. Его ищейки слишком хороши, — покачал головой фоксиец, — Наша дорога лежит в Алтанские степи. Мы полагаем, что там «Приказные дома» Морини будут построены нескоро.
— Прошу вас хотя бы заночевать в моем дворце. Конт Абн позаботится о вашем устройстве и о вашем снабжении! — воскликнул король.
— К сожалению, нам нужно отправляться сейчас же, — с достоинством отклонил предложение Коммэ, — Нам следует двигаться быстро и желательно ночью. Но вот от пополнения припасов мы не откажемся…
— Будет сделано, — опередил приказание короля конт Абн.
— Тогда… — Улаф развел руками, — Тогда примите мою благодарность за вашу смелость и благородство. Не скрою, вы принесли нерадостные для меня и всего Равнланда известия, но… Еще раз спасибо, господа. Король не забудет вас и… и поддержит в годы изгнания. Мы обсудим это с лордом Абном.
Теперь же я прощаюсь с вами. Счастливого вам пути. О нашем разговоре никто не узнает.
Фоксийцы встали со своих мест и дружно поклонились королю Вороновой Земли:
— Прощайте, ваше величество!
Вспоминая встречу с беглецами из Фоксии, Улаф машинально ел бисквиты и сыр. Ему предстоял тяжелый разговор с начальником Королевского Ока Абном. Король знал, что тот предложит — пока не поздно, силой прекратить власть Дюка Морини, захватить Приказные дома и неожиданной атакой уничтожить армию самозванца, которая стояла лагерем неподалеку от столицы.
Также король доподлинно знал, что он ответит на предложение конта Абна. Он понял это еще вчера — сразу после разговора с фоксийцами. Именно поэтому Улаф целенаправленно, с мрачным удовлетворением напивался ночью и продолжал поддерживать себя вином сейчас.
Доев последний бисквит, Улаф поднялся с постели, добыл себе еще один бокал «Белого Дождя» и опрокинул его одним махом. Затем он открыл дверь спальни и крикнул в темноту коридора: — Толлер, умываться!
