Беглецы из Тёса были приняты ювелиром да Гэ радушно и размещены в двух светлых, смежных комнатах, располагавшихся в третьем этаже его собственного дома. Когда хозяин проводил мальчика к своим гостям, первое, что Пол увидел — это большой обеденный стол в одном из помещений, за которым собрались перекусить его спутники.
— Ваш мальчик, господин Хофмаан? Нашелся, слава Ворону! — проскрипел да Гэ, подталкивал Пола к столу. Сам же Пол виновато улыбнулся и зачем-то сказал:
— Уже едят.
За столом возник небольшой переполох. Кузнец картинно развел ручищи в стороны и издал громогласное «О!», Доктор Хтоний привстал было на стуле, но с облегчением опустился обратно, Анит широко улыбнулась Полу, что для нее было явлением редким, а Шимма сорвалась с места, в два прыжка добралась до мальчика и порывисто обняла его за шею:
— Где ты был? Мы тут совсем… Ой, Доктор, у него жар!
Старик поднял правую бровь, встал со стула, подошел к Полу и, аккуратно отстранив свою воспитанницу, приложил внешнюю сторону ладони ко лбу мальчика.
— Действительно, — согласился он и обратился к хозяину дома: — Благодарю вас, старина Симон! Наконец мы все в сборе и безмерно рады вашему гостеприимству. Хотел бы пригласить вас к столу, но у нас, как видите, образовался больной…
— Что вы, что вы! — поднял ладони вверх старичок, — Я вас теперь оставлю — мальчику нужен уход… Что касается «гостеприимства», я вам, Док… то есть, господин Хофмаан, всегда рад, вы же знаете. И такая, скажу вам, удача, что ваши обычные комнаты как раз оказались свободными! Жаль только Юмми нынче вынуждена была уехать… А то бы посидели вместе у камелька, как в старые времена! Но авось еще получится…
Доктор благодарно поклонился Симону да Гэ, тот ответил еще более учтивым поклоном и деликатно удалился.
— Где тебя демоны носили, парень? — тут же воскликнул Викул.
— Да погоди, дружище! — прервал его Хтоний, — Видишь, его лихорадит. Сейчас примем меры, а потом уж разговоры.
Пола усадили за стол. Старик ненадолго вышел в смежную комнату и вернулся со своими склянками и мазями. Полу пришлось снова проглотить что-то жгучее, потом горькое, потом вытерпеть осмотр горла, носа и ушей, затем виски и запястья ему смазали полупрозрачной, холодящей мазью и наконец, оставили в покое, водрузив перед ним кружку эля, мисочку с орехами и тарелку с куском вяленого мяса.
— Ешь и пей. Сейчас полегчает, — скомандовал Доктор. Пол послушно принялся за мясо и прохладный напиток. Старик сел на свое место:
— Рано мы тебя на ноги поставили. Надо было на лошади так и везти. Ну что уж теперь…
Врачеватель побарабанил пальцами по столу и спросил:
— А чего это от тебя тиной несет, словно ты посыльный из рыбной лавки?
Пол прожевал кусок, запил элем и пояснил:
— Простите, что я заставил вас ждать и беспокоиться, но у меня опять было «выпадение»…
Выслушав рассказ Пола, все некоторое время молчали. Только Викул пару раз крякнул и беспокойно поскреб бороду. Наконец Доктор задумчиво заметил:
— То ли тебе очень повезло, что тебя вынесло неподалеку от Акраима, то ли очень не повезло — ведь ты мог бы вернуться домой… возможно.
— Вы говорите: «вынесло»… Вы что-нибудь поняли про мои «выпадения»? — с забившемся сердцем спросил Пол.
— Не то, чтобы понял. Но есть некоторые догадки — ведь одно мы с Анит сами наблюдали на плоту. Проверить бы надо кое-что, только вот, жаль, некогда. Мне сегодня непременно нужно навестить некоторых людей и поискать кое-какие старые записи. Ждал я только тебя, поэтому сейчас уйду. Но над твоими «выпадениями» я думаю… Думаю, — старик снова побарабанил по столешницы, глядя в никуда. А затем спохватился:
— Так! Повязка-то твоя теперь ни к демону не годится… Значит, пошли — осмотрим рану и заново перевяжем. Шимма, будь другом — добудь нам, пожалуйста, теплой воды…
Когда Пола перевязали в маленькой спальне, которую, надо полагать, заняли в этом доме девушки, и разрешили вернуться к столу, он почувствовал, что и вправду был некоторое время в жару. Теперь ему полегчало, у него проснулся нешуточный аппетит, и кузнец, который был всегда рад накормить хорошего человека до отвала, добавил к уже поданному еще снеди. А затем и сам присоединился к Полу. Анит и Шимма тоже продолжили свою трапезу. Доктор же, приказав всем оставаться в комнатах до его возращения и не высовываться, отбыл по своим делам.
Проводив Хтония, Викул запер дверь на задвижку, с хрустом потянулся и сообщил:
— Хорошо все-таки в домах… Не любитель я шляться. Хоть подкормиться, на настоящей кровати полежать — в кои-то веки.
Он снова уселся за стол, выудил из-под него пузатый бочонок эля, подмигнул Полу и налил им по кружке.
— Нынче можно. Под крышей живем — как взаправдашние господа.
Высадив половину посудины одним глотком, кузнец закусил горсткой орешков и задумчиво поглядел на дверь.
— Хозяин только какой-то подозрительный. Дочь чуть не силой куда-то услал — я слышал краем уха, пока вы тут устраивались… Анитка, ты ничего тут такого-этакого не видишь?
Анит пожала плечами:
— Город, пап. Здесь столько всего переплетается, так много людей, что у меня ничего не получается. Как если бы сто человек в одной комнате одновременно говорили каждый свое, а тебе надо расслышать только одного… Господин да Гэ чем-то встревожен — это да. Но я думаю, что Доктор, он такой гость… непростой. Может, бывало что-то раньше между ними… беспокойное.
— Присматривать за этим ювелиром надо, вот что я думаю, — кузнец допил эль и заново наполнил кружку, — Но это завтра. Там поглядим. Там подумаем.
Он ел и пил с радостным, даже каким-то детским смакованием. Крякал, потирал громадные ладони перед тем, как выбрать особенно красивый кусок мяса или рыбы. Говорил стрелке зеленого лука «у-тю-тю-тю-тю», вылавливая ее в блюде с зеленью, зажмурив глаза, нюхал смесь семи перцев, прежде чем посыпать приправой омлет. Бочонок с элем Викул вслух называл «дорогой толстый друг» и то и дело предлагал ему «не кочевряжиться», а почаще «кланяться сестрицам», имея ввиду кружки — свою и Пола.
Еды на столе было вдоволь. И мальчик, глядя на кузнеца, тоже приналег на домашние яства. Шимма пощипывала по кусочку от каждого блюда, с удовольствием глядя на то, как ест ее приятель из «мира духов». Анит потягивала тинман и отдавала предпочтение творожному печенью.
Наконец сметавший со стола горы угощений Викул утомился, допил очередную порцию эля, похлопал себя по животу и довольно заявил:
— Отменно. Превосходно. Лучше, чем у Бонка… И-и-и, значит, что?… Следует полежать.
Он, отдуваясь, вылез из-за стола. Подошел к двери, проверил крепка ли задвижка, и наставительно пробасил:
— Сидите, дети, тихо. Никакого любопытства. Никаких «погулять». Угу?
Все с готовностью кивнули. А кузнец выбрал одну из двух стоявших в большой комнате кроватей и завалился на нее с явным наслаждением. Деревянное ложе протестующе заскрипело, но Викул еще и повозился на нем, устраиваясь. Когда треск и визг кровати затих, до уха Пола почти сразу же донесся тихий, но внушительно вибрирующий на басах храп.
Он глянул на громаду мгновенно уснувшего кузнеца и невольно разулыбался. Ему вдруг стало так хорошо и уютно, что он почувствовал себя совершенно здоровым, веселым и даже счастливым.
На лицах Шиммы и Анит, увидевших довольную физиономию Пола, тоже показались улыбки. Потом девочка в разбойничьей повязке на голове шепотом сказала «И я хочу», подвинула Полу свою кружку и показала глазами на бочонок с элем. Анит скосила взгляд на воспитанницу Доктора и тихонько спросила:
— А не рано тебе?
— Доктор иногда позволяет. На Новогодие, например. На день рождения… А чего? Я чуть-чуть!
Пол взглянул на Анит, понял, что можно, и налил Шимме немного. Потом, подумав, долил и свою полупустую кружку доверху.
— А-грры-уохх!.. — донеслось вдруг с постели Викула. Затем он мощно зевнул. Не просыпаясь, отчетливо сказал «Не дождетесь!» и повернулся лицом к стене.
Девушки беззвучно засмеялись. Пол тоже фыркнул и вдруг остро ощутил, что он впервые в жизни находится среди настоящих друзей. Это чувство его так захватило, что в душе поднялся какой-то особенный — тихий, дрожащий, словно воздух над огнем, восторг. Он сделал глоток эля и с внезапно накатившей смелостью спросил:
— Анит, а почему ты тогда — на болотах — сказала, что меня «немного знаешь»?
Девушка на секунду подняла прозрачные глаза на Пола, снова опустила их и несколько смущенно улыбнулась:
— Мне целый год снилось… твое лицо. Такие чудесные сны были — как будто я живу в огромном, высоком доме, полном прелестных картин и гобеленов, тонкой посуды, изящной мебели, волшебных украшений, удивительного оружия, одежды… Всего не перечислить…
И он… такой дом… построен вокруг живого дерева. Одна комната — внутри ствола, словно в большущем дупле. А второй этаж — как будто на толстых ветвях лежит. Окон много, они большие, и через них так солнце светит днем — прямо насквозь весь дом проходит. А ночью — лунные лучи.
И будто дом этот стоит в самой красивой, самой чудесной стране, где нельзя умереть ни от болезни, ни от раны. Где бывают опасности, но вроде как не окончательные и не смертельные. И там я никогда не вижу безутешного горя или неутолимой боли, никогда не ощущаю грядущего дурного будущего…
Такая жизнь свободная! Можно бродить целыми днями по лесам и горам. Плавать в речке или озере. Собирать травы, готовить душистые напитки вроде тинмана. А еще делать волшебные зелья — чтобы мочь становиться невидимой. Или летать…
И мне снилось, что всё это мне кем-то подарено — самым добрым и любящим, и прощающим. А один раз мне показалось, что с неба на меня смотрит лицо… Я подумала, что это Воронов Аггль… — Анит снова коротко глянула на Пола, — И лицо еще много раз появлялось. Мне казалось, это мой спаситель и покровитель…
А потом, когда я тебя увидела на болотах… Узнала.
— Аггль? — только и смог повторить Пол.
— Ну да. Говорят, Ворон за некоторыми людьми особо присматривает. За теми, у кого жизнь не слишком легкая. Только не сам, конечно, а через таких… агглей. Они вроде как отдельные существа, но на самом деле они — Вороновы мысли. Ну, то есть, так говорят…
Пол почувствовал такую нежность к этой тонкой, странной девушке, что чуть не заплакал. И, запинаясь, спросил:
— А… у тебя жизнь — не слишком легкая?
Шимма вдруг помрачнела и ответила Полу за Анит:
— А как ты думаешь? Когда прямо вот в голове по три раза за неделю видишь, как все близкие болеют, стареют, умирают… То пожары видишь, то набеги, то чуму. И все как по-настоящему.
Я б с ума сошла!
— Подождите, — смешался Пол, — Так всегда, что ли?.. И почему такое безнадежное всё — чума, набеги? Ну ты же можешь, не знаю там… кого-то полюбить? В будущем?.. Быть счастливой?
Улыбка Анит стала жалкой.
— Понимаешь… Мне невозможно никого полюбить. С этим жить нельзя. Я папу видела утонувшим в болоте, убитым в драке, умершим от болезни, потерявшим руку в кузне и иссохшим от бездельного мучения. Я видела тысячу его смертей, я видела его нищим, сошедшим с ума, попавшем в плен и на пытку… Это всё — вероятное будущее. Оно всегда у меня внутри.
Если я полюблю еще кого-то… Будет то же самое. Я не выдержу столько.
— А что, это нельзя прекратить? Ну, может, Доктор что-нибудь знает…
Лицо Анит побледнело и стало похоже на мраморную маску статуи. Губы дрогнули, но она справилась с собой и ответила:
— Я не хочу это «прекращать». Потому что папа… он опасности не признает. Он думает, что нет такой силы, чтобы его сломала. Я за него боюсь, потому что такая сила есть. И если я вовремя не увижу, когда что-то к нему подбирается… Как это уже было и не раз… То однажды наступит такое будущее, в котором я быть не хочу.
И если меня «вылечить» от видения — я стану слепая. Это еще страшней.
Пола словно обухом по голове ударило. Ему не приходило на ум, что ясновидение — это не удобный для существования фокус, а почти проклятие. Вся радость беседы и дружеской трапезы куда-то улетучилась. За столом повисло неловкое молчание. Да еще оказалось, что за окном наступили сумерки, и в комнате потемнело.
Тишина эта тяжелой минуты тянулась и тянулась. Полу стало так горько на душе, что с утроенной силой вернулась забытая было тоска по дому и родителям. Он против воли прерывисто вздохнул, но тут кто-то ткнулся снаружи в дверь и послышался голос Доктора:
— Дети, открывайте — это я.
Когда старик вошел, озабоченный и мрачный, это не добавило веселья, но зато продолжилась обычная жизнь. Шимма принялась зажигать свечи, Анит — убирать со стола. Проснулся Викул, продрал глаза, пояснил, что «маленько прилег» и вопросительно уставился на Доктора. Тот постоял, нервно оглаживая бороду, и объявил:
— Есть новости. Не знаю, что и думать. Сядьте все — я расскажу.
