Первую неделю своей жизни в башне Доктора Хтония Пол тосковал и боялся. Особенно по вечерам, когда обучение заканчивалось и больше нечего было делать. Гипотезу о том, что он находится в бредовой реальности, Пол отбросил. Тело ощущалось как обычно. Мысли были ясными, зрение, слух и другие чувства — четкими.
Все, что его окружало, несомненно было настоящим: старая массивная башня, превращенная в дом, книги, посуда и другие предметы обихода, его новая одежда, леса за окнами, залетающие внутрь пчелы, простая и вкусная еда. А главное — настоящими были люди.
Доктор Хтоний, несмотря на внешнюю суровость, был терпелив и доброжелателен с Полом. И, кажется, искренне старался помочь. Каждый день он подолгу просиживал со своим подопечным над литерарием, увлекательными бестиариями, атласами и травниками.
Пол заметил, что Доктор обучает его обозначениям базовых понятий, а на долю Шиммы оставил все бытовое и повседневное. Иногда хозяин башни бывал довольно забавным в своих попытках объяснить некоторые слова.
Например, однажды он начал занятие с того, что лег на пол, закрыл глаза, приоткрыл рот, разбросал руки и замер. Пролежав так некоторое время, Доктор сел и обозначил то, что показал:
— Умер!
Потом он преувеличенно громко задышал, заморгал глазами и какое-то время стучал кулаком по груди в области сердца через равные временные интервалы. После чего сказал:
— Живет!
Затем снова лег на пол, устроился на боку, уютно сложил ладони под головой, закрыл глаза и захрапел:
— Спит!
Слово «думает» он изобразил при помощи суровейшей нахмуренности и указательных пальцев, приложенных к вискам. Слово «смеется» — при помощи хриплого карканья и удивительно поглупевшего выражения лица с ненатуральной улыбкой.
Довольно непросто Доктору далось объяснение того, как звучат понятия «плохой» и «хороший».
Сначала он состроил злую физиономию, начал потрясать в воздухе кулаками, демонически хохотать и рычать. Потом успокоился, ткнул себя пальцем в грудь и заявил:
— Плохой!
Затем принял вид какого-то тихого идиота, сложил руки на животе, вытаращил глаза и растянул рот до ушей:
— Хороший!
Пол непонимающе помотал головой.
Тогда Хтоний покопался в книгах, которые в изобилии громоздились по углам, и извлек два тома. Один из них был новеньким и ярким — с нарисованной на обложке алой розой. Второй был потертым и, кроме изящных буквиц, ничем не украшен.
Доктор открыл на середине книгу с розой, брезгливо взглянул на ее содержимое и изобразил декламацию:
— Тари-тари-татарам!
Тари-тари-татарам,
Тари-тари-татарам —
Та-тарам, та-ра-рам!
Затем громко захлопнул книгу и плюнул на пол:
— Тьфу! Плохой!
Взяв вторую книгу, Хтоний бережно полистал ее страницы, показал Полу разворот, воткнув в красновато-коричневые строчки указательный палец, и изобразил что-то вроде удовольствия от еды:
— М-м-м! Хороший!
Пола, который было решил, что Доктор показывает ему пару «злой-добрый», был сбит с толку и снова покачал головой.
Шимма, сидевшая за шитьем и наблюдавшая эту сцену, вдруг рассмеялась, вскочила и убежала наверх. Вернувшись, она подошла к мальчику и показала ему два яблока. Одно было безнадежно гнилым, а другое так и лучилось внутренним светом.
— Яблоко. И яблоко… Это плохое яблоко, — Шимма подняла повыше то, что гнилое, — А это хорошее яблоко, — показала она второе.
Затем девочка выложила на стол перед Полом обыкновенный гвоздь:
— Гвоздь!
Рядом с первым — новеньким и чистым, она пристроила другой — кривой и ржавый:
— Хороший гвоздь! Плохой гвоздь!
Пол сопоставил то, что показывал Доктор, и то, что принесла Шимма, и до него наконец-то дошло:
— Я понял, — он пошарил глазами по комнате, увидел недалеко от двери одинокий изношенный сапог и показал на него:
— Плохой!
Затем поднял свою ногу, обутую в подаренный отцом ковбойский сапожок, и ткнул в него пальцем:
— Хороший!
Старик улыбнулся, потрепал Шимму по голубым волосам и довольно заявил:
— Молодец — сообразила.
После занятий с Доктором Пол ел одну и ту же простую еду. Как правило, на обед всегда было мясо в том или ином виде, лепешки, иногда — мясной же — суп, тинман, мед. Однажды Шимма принесла к обеду глиняный широкогорлый сосуд, который был тщательно закупорен и защищен от проникновения воздуха какой-то замазкой.
Когда его торжественно вскрыли, оказалось, что внутри — вкуснейшее варенье из незнакомых Полу красных ягод.
Пока он пробовал первую ложку, Шимма нетерпеливо смотрела на него с вопросом в глазах, а когда Пол энергично закивал головой и сказал «Вкусно! Очень вкусно!» — буквально просияла. «Наверное, сама варила», — подумал Пол и, как мог, яснее изобразил свой гастрономический восторг. Варенье, кстати, на самом деле было исключительное.
С Шиммой было интересно и даже весело, хотя лет ей, на взгляд Пола, было всего тринадцать-четырнадцать. Она с удовольствием учила его языку, не прерываясь ни на минуту — называла вслух все предметы вокруг и свои действия с ними, притаскивала разные книги с картинками и, они вместе подолгу просиживали на ними.
Она учила Пола здороваться и прощаться, объясняла как обозначаются понятия «право» и «лево». Иногда вцеплялась в какие-то необязательные слова. Например, полчаса объясняла слово «пиявка» — рисовала ее углем на своей ноге, выпучивала глаза, издавала сосущие звуки. А когда Пол растерянно объяснял, что не понимает — хохотала до слез, и начинала сначала.
В один из дней Шимма его совершенно поразила. Показав в книге на изображение закованного в броню мечника, она сбегала в библиотеку, где, будучи в гостях у Доктора, хранила свое оружие. Вернувшись с мечом в руках, девочка пристроила на спине ножны, вложила в него клинок, встала на пятачке пола, свободным от книг, заплесневелых сосудов и пучков трав, и пригласила Пола смотреть.
Сосредоточившись и глядя в пространство перед собой, Шимма вдруг молниеносно выхватила меч, совершила им рубящее движение сверху вниз — прямо из-за спины, одновременно отступив на шаг назад, и закончила атаку блоком. Затем волчком обернулась вокруг себя, пригибая голову, и, развернувшись лицом к воображаемому противнику, «нанесла» ему страшный, по мнению Пола, удар — как-то слева и снизу. Тут же отпрыгнула назад и ловко вложила меч обратно в ножны.
Пол просто оторопел. Ожидать от этой веселой и легкой в общении девчушки таких отточенных боевых движений он никак не мог. Выговорить ему удалось только одно слово:
— Еще!
Шимма с готовностью заплясала с мечом по комнате — прямо-таки вдохновенно. Правда, кончилось это тем, что она в запале разрубила деревянную кружку из-под тинмана, стоявшую на столе. После чего сникла и детским голосом простонала:
— О-о-ой…
Однако расколотую сверху вниз кружку они затем благополучно спрятали на чердаке, а рассеянный хозяин Башни ничего не заметил.
Лишь однажды у Пола с Шиммой случился неприятный инцидент. День на пятый, уже чуть-чуть научившись объясняться ломаными предложениями, он прикоснулся к волосам девочки и спросил:
— Зачем твой волосы голубой? Такой краска?
К изумлению Пола Шимма вспыхнула, сбросила к колен книгу прямо на пол, чего никогда себе раньше не позволяла, крикнула «Дурак!» и выскочила из Башни. Больше в этот день она не появилась, даже за тем, чтобы забрать свой меч, без которого на улицу обычно предпочитала не выходить. А назавтра пришла и продолжила свои веселые уроки, словно ничего и не произошло.
Озадаченный Пол решил не напоминать девочке о неловком моменте, но при случае спросить Доктора о том, что он сделал не так.
Если дни были полны жизни и интереса, хоть мальчику и объяснили знаками с самого начала, что выходить ему из Башни нельзя, то вечера стали настоящим мучением. Пола поселили на втором этаже — в библиотеке, куда он должен был убегать всякий раз, когда к Доктору кто-то приходил.
Старик устроив ему ложе под узким окном, бывшим когда-то бойницей, указал на книжные полки и сурово потребовал:
— Если смотреть — мыть руки! — и для верности показал ладонями соответствующие движения, став на секунду похожим на престарелого енота-полоскуна.
В библиотеке Пол, за исключением ужина, и коротал самое тяжелое время. Хоть огромная комната и была полна книг, читать он не мог — слишком слабо еще понимал язык. Ему оставалось только думать. И мысли его, как правило, быстро становились тоскливыми.
Он снова и снова представлял, как в одночасье постарели родители. Как в соцсетях распространяет его фотографию и приметы городское отделение поискового отряда «Лиза Алерт». Какой безнадежный кокон отчаяния свился вокруг их квартиры. Как участливо и с опаской разговаривают с мамой соседи. Как папе приходится обивать пороги полицейских начальников и слышать их неопределенные ответы на его вопросы.
Часами Пол корил себя за тупость в изучении языка, за то, что не может внятно спросить Доктора о месте, где он очутился и, конечно, о том, как можно было бы… вернуться? Перенестись обратно? Проснуться?
Каждый вечер он одинаково лежал на своей импровизированной постели, глядя на выщербленный временем окоем бойницы, и мучился час за часом, пока незаметно не засыпал. А наутро оказывалось, что веки его склеились от высохших слез. Так прошла одна неделя и началась вторая, не обещавшая никаких улучшений в положении Пола. Однако вскоре ему стало некогда тосковать.
