Левый глаз владельца лучшей в Тёсе траттории жил своей особенной жизнью, не сообразуясь с тем, на что смотрит правый. Те, кто хорошо знал господина Бонка, верили, что, когда тот чего-то не договаривает или явно врет, глаз съезжает к переносице. А когда Бонк находится в сомнении или сильном затруднении, он напротив отправляется к левому виску и, как будто всматривается, в туманную даль, пока правым оком трактирщик вполне внимательно глядит на собеседника.
Когда Доктор Хтоний вошел в пустующую по дневному времени тратторию, левый глаз хозяина смотрел в окно, а правый — на оттертую до блеска оловянную кружку, которую Бонк тем не менее медленно оглаживал чистой тряпкой. Заметив посетителя, он развернулся к полкам, что находились у него за спиной, налил в кружку эля из внушительного кувшина и встретил подошедшего к стойке Хтония тем, что поставил перед ним полную посудину.
— Холодный — только что из погреба, — приветливо сказал Бонк, — Не устаю благодарить вас, Доктор, за устройство ледника! Мясо, колбасы — всё хранится прекрасно. А уж как людям понравился холодный эль — ну, вы сами знаете.
— Исключительное изобретение — жаль, нельзя его удержать втайне, — трактирщик изобразил на лице сокрушенную улыбку, — Господин Беренталь из Акраима, побывав у меня, высоко оценил достоинства ледника и успел-таки по весне устроить такой же в своей траттории. Ну и что вы думаете? Половина королевского двора теперь только там и угощается.
Однако и мне жаловаться не пристало. Даже в Недельник — уж на что занятой день — от народа отбоя нет. А в день Ленивый сбиваюсь с ног! Пришлось, конечно, нанять двух женщин, но не скажу, что это для меня слишком обременительно.
Так что, глубокоуважаемый Доктор, снова и снова подтверждаю ваше право на лучший стол в моей траттории в любой день бессрочно и без каких-либо барышей в оплату. Также полагаю, что если с вами будут один-два друга, гостеприимством Бонка смогут воспользоваться и они.
— Ну я рад, что мои скромные познания поспособствовали вашему благородному делу — вкусно кормить людей, — вежливо ответил Доктор Хтоний, уселся напротив Бонка на высокий стул и приложился к кружке с элем, — Что новенького в столице? Давно бывали?
— Недели три назад. А что новенького?.. Должен отметить, столица хорошеет. Изгойское сословие изрядно поприжали к ногтю — спасибо приказным Благородного Дюка. Верите ли, возникла мода на ночные прогулки под музыку с дамами! Еще год назад о том и помыслить было нельзя. Ночью Акраим на семь запоров запирался… Да вы сами знаете, какие типы там промышляли по улицам. Можно было не только голым остаться, но и без головы, спаси нас Ворон!
— И что же за волшебство такое учинил… как вы сказали? Благородный Дюк?
— А вы, Доктор, не слышали о Дюке Морини? О, это чрезвычайно талантливый и умный молодой человек! Думаю, его ждет большая слава и, надо полагать, вскоре он получит очень серьезное влияние. И не только в столице, а по всей стране — попомните мое слово.
Волшебства же никакого не было. Как рассказывают, Благородный Дюк сначала окоротил изгойский народ в Порте Нимф, когда получил его в управление. И как-то раз пригласил погостить в городе Его Величество. Говорят, в один из вечеров он предложил королю полюбоваться луной, встающей над морем, и заодно отдать должное позднему ужину — прямо на берегу.
Ну, конечно, Его Величество озаботился вопросами безопасности, потому что, с тех пор, как в старом городе выстроили большой порт, по ночам в нем стала хозяйничать самая отъявленная рвань. Все же помнят, что там пришлось постоянно держать сотню лучников.
Однако Дюк Морини уверил короля, что ужин будет абсолютно безопасным, потому что порт отныне — самое спокойное место во всей округе. В чем и предоставил убедиться Его Величеству, хоть и в присутствии телохранителей.
Наш достославный король Улаф, как рассказывают, был поражен. И, естественно, вскоре дал особые полномочия Благородному Дюку на благоустройство самой столицы.
— А что, господин Бонк, рассказывают в Акраиме о методах Благородного Дюка? Как мы с вами знаем, решить проблему с изгойскими бандами не удавалось еще никому. Это ведь демонически любопытно! — Хтоний поднял глаза от кружки с элем и вопросительно посмотрел на Бонка, задрав кустистые брови выше возможного.
Трактирщик не спеша достал из под стойки перламутровую табакерку, покрутил ее в руке, как бы раздумывая взять понюшку или не взять? Затем отправил табакерку на место, оперся о стойку обеими руками, сложил губы трубочкой и просвистел задумчивое «фью-фью-фью». После чего снова заговорил:
— Рассказывают не так много, уважаемый Доктор. Отчасти достижения Дюка Морини действительно напоминают волшебство. Внешне было видно следующее: Дюк поделил город на равные части и в каждой выстроил Приказный дом. Затем с ним прибыли люди, которые в этих домах и поселились. Люди не столичные, ни с кем в городе не знакомые и бессемейные. Следует полагать, служивые люди.
Днем их почти не было видно, а вот ночью, когда Акраим запирался, они наоборот выходили на улицы. Что они там делали, трудно сказать. Мало кто видел, мало кто слышал. Но грабежей в городе стало происходить все меньше и меньше. Поубавилось нищих — да так сильно, что попрошайку теперь редко встретишь. Также перестали вламываться в богатые дома — вовсе перестали. Так что, неизвестно как, но Благородный Дюк чрезвычайно благоустроил столицу. Чрезвычайно.
Левый глаз господина Бонка предательски съехал к переносице, а правый глаз заметил, что кружка Доктора Хтония на две трети пуста.
— Еще эля соблаговолите?
— Да нет, спасибо. А вот от пары орешков не откажусь.
Трактирщик не глядя выудил из под стойки миску с жареными в соли древесными орехами и поставил перед гостем. Доктор Хтоний двумя пальцами взял один орешек и воззрился на него, изогнув брови фигурой, выражающей серьезное сомнение:
— Надо полагать, в Акраиме живут проницательные люди. Вот, скажем, господин Беренталь, я уверен, очень проницательный человек…
Свободолюбивый глаз трактирщика коротко глянул в лицо старика, вильнул было к носу, но затем снова прибился к левому виску. Бонк вздохнул и неохотно продолжил:
— Несомненно, господин Беренталь — человек большого ума. И обширных связей. Скажем так, многое слышит. Но можно ли верить слухам?
Хтоний ловко бросил в рот орех и заметил:
— Верить слухам — последнее дело, господин Бонк. Здесь вы совершенно правы. Но человек проницательный и среди плевел способен обнаружить одну-две жемчужины.
Бонк снова навалился на стойку и издал тихое «фью-фью-фью». Затем принялся усердно тереть тряпкой столешницу прямо перед собой, время от времени останавливаясь и разглядывая результат.
— Кое-кто по ночам слышал крики, — какое-то время спустя сообщил он, — И были они не слишком похожи на то, как кричат приличные господа, когда их раздевают воры. Опять же кое-кто по утрам обнаруживал плохо замытые пятна крови на мостовой.
А однажды ночью почти полностью сгорела Голая Слобода. Понятно, что акраимцы не очень-то сильно захотели выскакивать на улицы и спасать это гиблое место. Сами понимаете — почему оно там горело, и что при этом было, толком никто не понял. Но весь город вздохнул с облегчением, это можно сказать. То есть, можно предположить с большой долей правоты…
Еще рассказывают, что изгойские главари и те, кто рангом пожиже, но тоже не последнего разбора, поступили на службу в приказные. Однако кто же этому в здравом уме поверит?
— Действительно, — убежденно закивал Доктор, — Этому как раз не поверит ни один умный человек.
— Вот я про то и говорю… Хотя предпочел бы об этом, так сказать, не слишком распространяться.
Хтоний состроил понимающую мину, поднял кружку и медленно допил эль.
— Тёс у нас, господин Бонк, все ж таки далеко от столицы. Что нам столичные слухи? Да пока они сюда дойдут, они сказками сделаются — одна другой страшнее…
— Ваша правда, уважаемый Доктор. Вот и я про то. Другое дело, что наша жизнь, хоть и простая, но тоже не стоит на месте… — Бонк замялся и впервые за всю беседу прямо посмотрел на старика обоими глазами, — Вот, к примеру, если приходит… ну скажем, в тратторию серьезный человек. Человек, так сказать, облеченный влиянием… И доводит до сведения и, надо заметить, внушительно доводит, что отныне вводится уплата ежегодной десятины, исчисляемой в барышах. И вводится, так сказать, независимо от поставок ко двору Его Величества… То как в этом случае следует себя вести достойному и благоразумному человеку? — от внутреннего напряжения господин Бонк посерел лицом и подался вперед к гостю, ожидая ответа.
Хтоний откинулся на спинку стула и внимательно поглядел на трактирщика:
— Следует ли понимать, что десятина собирается под несомненно мудрым руководством Благородного Дюка Морини?
— Именно, — почти шепотом прошелестел Бонк.
— Тогда, вероятно, следует ежегодно, при уплате десятины, получать в качестве верного залога письменную грамоту с собственноручной подписью… человека, облеченного влиянием. И даже, смею заметить, печатью, которая недвусмысленным образом свидетельствует о том, что десятина уплачена — как это называется?.. Приказному дому, учрежденному по повелению Благородного Дюка.
И благодаря этой, каждому понятной предосторожности благоразумный владелец… к примеру, траттории будет иметь возможность в случае каких-либо недоразумений, искать понимания при дворе.
Глаза Бонка снова разъехались. Он некоторое время переваривал сказанное, а затем буквально просиял:
— Я всегда знал, глубокоуважаемый Доктор, что проницательные люди живут не только в Акраиме! Нет-нет, не в одном лишь Акраиме…
— Со своей стороны я тоже придерживаюсь подобного мнения, — слегка поклонился Хтоний, выразительно глядя Бонку в правый глаз.
— Премного вам благодарен, Доктор! И хотел бы сделать для вас что-то, что мне по силам.
— Не стоит, господин Бонк, не стоит, — старик встал со стула, взял из миски еще один орешек и рассеяно посмотрел в окно.
— Хотя, вы знаете дружище… Мне, пожалуй, потребуется совсем маленькая услуга. Коли уж я у вас одарен ежедневным обедом. На днях мне привезли больного… издалека. Юноша лет шестнадцати — пора уже, как говорится, Идти За Судьбой, а он буквально при смерти. Такая жалость… Так вот не могли бы вы присылать с кем-нибудь мой обед — ко мне в Башню? Парень лежачий — не то что до траттории, до уборной не дойдет. А надо бы его подкормить — помимо лечения.
Между нами говоря, юноша не простой — сын самого Ваан Чика. Но это строго между нами, — понизил голос Хтоний.
— Ох ты, спаси нас Ворон! — всплеснул руками Бонк, а этот… Ваан Чик…
— Глава одного из самых свирепых краснозубских кланов, — старик значительно посмотрел на трактирщика, — Горские знахари парня вылечить не смогли. И вот, как видите, примчали его ко мне — ночью, в спешке. Мальчик по-нашему почти не говорит. Лежит в горячке, бредит. Сами понимаете, хлопоты…
— Ни слова больше! Обед ежедневно будет доставляться, я лично прослежу. Надо же… мальчик самого Ваан Чика…
— Да, такая история, господин Бонк. Ну что ж, спасибо за вкусный эль — во всей округе лучше него не сыскать. Мне, пожалуй, пора.
— Всегда рад встрече, уважаемый Доктор! Бонк совершил энергичный поклон. Хтоний ответил коротким кивком, и на этом наиболее проницательные люди лесного городка расстались.
